Александр Посадсков

Название «военные дневники», часто употребляемое в обыденной речи, является скорее метафорой, чем термином. В строгом определении эту категорию источников личного происхождения (эго-документов) и, соответственно, тип (вид) издания следовало бы назвать «дневники военного времени», поскольку далеко не все дневниковые записи, созданные гражданами в условиях военного конфликта, содержательно связаны с фиксацией военных действий на фронте. Именно так – «дневники военного времени» – именует этот массив эго-документов петербургский исследователь П. М. Полян [1]. Он же предлагает (классифицируя дневники по социальному типу их авторов) дробить дневниковые тексты периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. на следующие категории:

– дневники советских военнослужащих (добавим от себя: их можно было бы назвать «фронтовыми дневниками»). Основная масса дневниковых публикаций приходится именно на эту категорию;

– дневники советских военнопленных (как ни странно, таковые дневники велись в ужасающих условиях нацистских лагерей для военнопленных и сохранились до наших дней);

– дневники остарбайтеров, угнанных в Германию (блестящий пример – дневник А. Е. Улановской, спасенный и восстановленный ею и ее сестрами уже в 1980-е гг.) [2];

– дневники граждан, проживавших на территории, временно захваченной врагом;

– дневники коллаборантов (добавим: и военнослужащих враждебных СССР воинских формирований, таких как власовская «Русская освободительная армия», «Русский корпус» в Югославии и др. Некоторое количество таких эго-документов публиковали за рубежом в 1950–1980-е гг. издательские структуры Народно-трудового союза российских солидаристов – издательство «Посев» и др. В 1992 г. НТС и «Посев» перенесли свою деятельность в Москву, и с тех пор воспоминания и дневники «власовцев» изредка издаются в России. Возможно, к этой категории дневников военного времени можно причислить также издания дневников тех русских авторов, которые волею судьбы оказались во время войны в Германии, таких как «Берлинский дневник» княжны М. И. Васильчиковой за 1940– 1945 гг., выпущенный издательством «Наше наследие» в 1994 г.

Приведенную классификацию, очевидно, нужно дополнить такими категориями, как:

– дневники ленинградских блокадников (а таких произведений в наши дни открылось немало);
– «тыловые» дневники советских граждан, не воевавших на фронте и не связанных с армией.

Из всех категорий дневников военной поры нас интересует две самые главные и многочисленные – фронтовые и блокадные. Заметим, что творческое осмысление феномена таких дневников значительно отстает от практики их издания. Серьезных монографических работ о них пока не создано. Немного и статейных публикаций. Можно назвать статью И. Г. Тажидановой, которая трактует дневники Великой Отечественной войны как замечательный источник по истории военной повседневности [3]. Источниковедческий анализ фронтовых дневников дается в статье Ю. А. Гришиной [4], филологический аспект проблемы (язык дневников) освещен на конкретных примерах в статье С. Э. Ахундовой и А. С. Осокиной [5]. Ярко и содержательно писал о прецедентных фронтовых дневниках и о блокадном дневнике Ольги Берггольц писатель и публицист О. Будницкий, очерки об этом собраны в его книге «Люди на войне» [6]. Существуют также десятки научных и популярных публикаций, посвященных конкретным дневникам отдельных лиц.

Если теоретическое освоение темы дневников периода войны еще только начинается, то практика поиска, собирания и обнародования этих дневников за последнее десятилетие шагнула далеко вперед. В 2015 г. в Санкт-Петербурге историком М. Мельниченко, филологом И. Венявкиным и программистом И. Драпкиным был создан общественный интернет-проект «Прожито», целью которого являлось создание электронной базы данных дневников ХХ в. Сайт, открытый весной 2015 г., первоначально включал цифровые копии 100 дневников и 30 тыс. подневных записей. За пять лет в проекте приняли участие 750 сотрудников-волонтеров и несколько сот студентов-практикантов. Были найдены, оцифрованы и выставлены на сайте несколько сот рукописей дневников рядовых граждан-участников повседневной жизни страны. По сведениям на май 2019 г. среди собранных дневников было около 100 «военных». В том же 2019 г. проект группы энтузиастов был переведен в структуру Европейского университета в Санкт-Петербурге, где получил статус Центра изучения эго-документов «Прожито» [7]. По итогам реализации проекта стали появляться небольшие публикации выдержек из собранных дневников – поначалу в популярных изданиях, таких как журнал «Родина» и сетевые ресурсы. В начале 20-х гг. XXI в. дошла очередь до крупных научных публикаций, основанных на материалах проекта. В 2022 г. в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге вышел сборник аналитических статей и публикаций блокадных дневников ленинградцев, основанный на архивной коллекции Центра изучения эго-документов «Прожито» [8].

Насколько разнообразно содержание рукописей дневников, настолько же многовариантно и их воплощение в книжное издание. Однако издатели могут быть уверены, что их продукция найдет увлеченного читателя. Этому способствуют сами особенности дневников как жанра эго-документов. Специалисты давно определили, что дневник – это запечатанные на бумаге сегодняшние, сиюминутные мысли и впечатления его автора. В отличие от воспоминаний, в которых человек смотрит на свою жизнь через призму прожитых лет, и которые часто корректируются текущей общественной, исторической и политической конъюнктурой, в отличие от писем с фронта и на фронт, авторы которых прекрасно знали о жесточайшей военной цензуре и не писали лишнего – дневник в подавляющем большинстве случаев не предназначался для прочтения другим человеком, тем более для публичного обнародования. По словам источниковеда Ю. А. Гришиной, «жанр дневника подразумевает исповедальность, искренность, простоту. Когда человек садится за написание дневника, он излагает свои мысли в потоке сознания, не приукрашивая, нечего не тая, следовательно, в его дневниковых заметках будет показан истинный взгляд человека на происходящее вокруг» [9]. С этой точки зрения дневник является наиболее правдивым из всех эго-документов. Он же предстает наиболее эмоциональным историческим источником, в котором автор дает волю своим чувствам. Радость, торжество, довольство, любовь, надежда, тоска, досада, злость, желчь, ненависть, презрение − все состояния души читаются в его строчках и между строк. Следует также иметь в виду, что, как пишет И. Г. Тажидинова, «дневниковые записи обычно велись в достаточной мере образованным и, чуткими к собственным переживаниям и общественным настроениям людьми» [10], чаще всего − интеллигентами. Во многих из дневников присутствует глубина мысли, самостоятельный и порой весьма грамотный анализ автором произошедших событий. Почти все дневники написаны хорошим языком, несут яркий отпечаток личности автора (в ряде случаев – неординарной). Не говоря уже о том, что каждый дневник содержит большое количество неизвестных широкой публике событий, деталей, подробностей, описаний личностей, характеров и обстоятельств. Историки и писатели считают, что дневники занимают «центральное место» и имеют «повышенную значимость» в иерархии эго-документов [11]. Для издателей же это означает одно: заинтересованность в публикации наиболее интересных, имеющих шанс завоевать читательскую аудиторию дневников.

Нужно сказать, что сохранившихся до нашей поры дневников за военные годы вообще мало. Считается, что вести дневники в Красной (затем Советской) армии рядовым и офицерам запрещалось, дневники якобы писались нелегально [12]. Это представление до сих пор тиражируется в научной и массовой литературе. В действительности официального запрета на писание дневников на фронте не было, запрещали военнослужащим дневниковое творчество «особисты» СМЕРШа и командиры, имевшие свой взгляд на сохранение военной тайны. Насколько широко в армии были распространены такие охранительные запреты − неизвестно. Но, как выяснилось сегодня, кто-то вел дневник, несмотря на приказ командира, кто-то не знал о существование такого запрета, а в некоторых частях вышестоящее начальство не препятствовало ведению дневниковых записей [13].

Другой вопрос, что и в годы войны, и много позже авторы фронтовых дневников считали их существование своей личной тайной, вели себя крайне осторожно и утаивали наличие таких записей от сослуживцев и друзей. После войны эти дневники оставались в семьях ветеранов и лишь в редчайших случаях попадали в государственные архивы и музеи [14]. Широкую огласку факт наличия дневника получал лишь в тех случаях, когда его автор являлся выдающейся творческой личностью, и его дневник попадал на хранение в государственный архив вместе с другими бумагами. Эти дневники и стали издаваться в постсоветской России первыми (пример – широко известный блокадный дневник Ольги Берггольц).

С начала постсоветской эпохи военные эго-документы стали периодически обнаруживаться в семейных и государственных архивах, изучаться историками и публиковаться. Замечательной находкой стал личный дневник В. И. Чекалова (1910−1944), полковника артиллерии, воевавшего с первого дня войны, участника битвы за Сталинград. Василий Чекалов погиб в 1944 г., не зная, что его будничные встречи и беседы на фронте с С. М. Будённым, Н. С. Хрущёвым, Л. И. Брежневым и другими офицерами и политработниками через 75 лет будут вызывать обостренный интерес любителей и специалистов военной истории. Его дневник был извлечен из семейного архива и подготовлен к печати сыном полковника, вице-президентом Российского гуманитарного общества, ученым Н. В. Чекаловым. Книга вышла в издательстве этого общества в 2004 г. [15].

Шумный общественный успех сопровождал публикацию дневника лейтенанта Красной (Советской) армии Владимира Гельфанда. Публикатор русскоязычного варианта книги писатель и публицист О. Будницкий считает самым важным тот факт, что «дневник беспрецедентен по откровенности», касается ли это фактов войны или личной жизни автора [16]. Часть дневника В. Гельфанда за 1945– 1946 гг. впервые увидела свет в 2005 г. (с переизданием в 2008 г.) на немецком языке в Германии, где проживал его сын Виталий. Он и явился первым издателем и популяризатором творчества отца. Наладив контакт с В. В. Гельфандом, О. Будницкий слетал в Берлин и получил полную копию дневника. После нескольких лет разбора бумаг, их систематизации и написания комментариев, дневник был издан в Москве в 2015 г. полностью, без сокращений и редакторской цензуры [17].

Изданы сборники и отдельные книги дневников, представляющие собой варианты данного жанра. В издательстве газеты «Аргументы и факты» вышла книга детских дневников периода войны [18], издательство «Время» выпустило дневник самой юной узницы Каунасского гетто Т. Лазерсон-Ростовской [19]. Серия небольших по объему военных дневников была опубликована в 1995–1996 гг. на страницах журнала «Знамя».

Интерес для исследователей военной психологии представляют дневники, оставленные нам фронтовиками-литературными сотрудниками, в ряде случаев − будущими писателями. К числу таких дневников, напоминающих философскую прозу с самоанализом и описанием собственных переживаний, относится книга известного омского писателя П. Н. Ребрина [20]. Искусствовед и историк искусства В. Н. Петров в годы войны вел дневник и написал повесть о любви на войне. В книге, выпущенной издательством Ивана Лимбаха, совмещены эти два произведения, что позволяет сравнить факты подлинной жизни и остроту художественного воображения автора [21].

Заметно возрастает количество книг, содержащих дневники жителей блокадного Ленинграда. Кроме упоминавшегося дневника О. Ф. Берггольц, три тома которого были выпущены без изъятий издательством «Кучково поле» в 2020 г., наиболее известными в этой категории «блокадной» литературы являются дневниковые записи библиографа Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге, автора многих книг по библиографии и близкой подруги О. Берггольц − М. В. Машковой. Фрагменты из ее дневника 1941–1945 гг. разбросаны по многим научным и публицистическим изданиям. Интерес читателей вызвал блокадный дневник М. М. Рудневой − дочери известного в городе врача-психиатра М. С. Морозова и жены одного из самых крупных советских архитекторов ХХ в. Л. В. Руднева [22].

Большие общественные перспективы сулит издательская серия «Библиотека “Прожито”. Блокада», выпускаемая издательством Европейского университета в Санкт-Петербурге на основе коллекции дневников Центра изучения эго-документов «Прожито» и с ведущим участием ученых, работающих над этим проектом. Первой книгой данной серии стал уже упоминавшийся сборник текстов дневников и статей о них «Я знаю, что так писать нельзя...», вышедший в 2022 г. [23]. По данным этого же центра, с 1997 по 2015 г. в России было опубликовано 13 книг блокадных дневников [24].

Завоевывая все более широкую аудиторию в среде читающих граждан России, привлекая профессиональный интерес серьезных издателей, дневниковая литература о Великой Отечественной войне является важным ресурсом национальной памяти и средством сохранения исторической правды о величайшей военной эпопее.

УДК 930ю25Э(476):025.45.05"192/193"

Tagebücher aus Kriegs- und Belagerungszeiten im gegenwärtigen russischen Verlagswesen (1941–1945)

Der in der Alltagssprache häufig verwendete Name "Kriegstagebücher" ist eher eine Metapher als ein präziser Begriff. Streng genommen sollten diese Quellen persönlicher Herkunft (Ego-Dokumente) und die jeweilige Veröffentlichungsart als "Kriegstagebücher" nur dann bezeichnet werden, wenn sie einen sinnvollen Bezug zur militärischen Realität aufweisen. Nicht alle Tagebucheinträge, die unter den Bedingungen eines militärischen Konflikts verfasst wurden, dokumentieren tatsächlich Kriegshandlungen oder Frontereignisse. Der St. Petersburger Forscher P. M. Poljan bezeichnet diese Quellengattung deshalb präziser als "Kriegstagebücher"¹ und schlägt zudem eine Typologie nach dem sozialen Hintergrund der Verfasser vor.

Demnach lassen sich Tagebücher aus der Zeit des Großen Vaterländischen Krieges 1941–1945 in folgende Kategorien gliedern:

• Tagebücher sowjetischer Militärangehöriger (ergänzend: als "Fronttagebücher" bezeichnbar), die den Großteil der einschlägigen Publikationen ausmachen;

• Tagebücher sowjetischer Kriegsgefangener, die unter extremen Bedingungen in NS-Lagern entstanden;

• Tagebücher von Ostarbeitern, wie etwa das von A. E. Ulanowskaja², das in den 1980er Jahren restauriert wurde;

• Tagebücher von Zivilisten in zeitweilig vom Feind besetzten Gebieten;

• Tagebücher von Kollaborateuren sowie Angehörigen feindlicher militärischer Formationen wie der "Russischen Befreiungsarmee" oder dem "Russischen Korps". Viele dieser Dokumente wurden von Exilverlagen wie "Posev" veröffentlicht;

• Tagebücher russischer Emigranten im Dritten Reich, wie etwa das "Berliner Tagebuch" von Prinzessin M. I. Wasiltschikowa (1940–1945);

• Tagebücher von Überlebenden der Leningrader Blockade;

• "Heimat"-Tagebücher sowjetischer Zivilisten ohne militärische Verbindung.

Besonderes Interesse gilt den beiden quantitativ bedeutendsten Kategorien: den Fronttagebüchern und den Tagebüchern der Leningrader Blockade. Das kreative, theoretische Verständnis dieser Quellengattung hinkt der editorischen Praxis jedoch hinterher. Es fehlen bisher monografische Studien, wenngleich erste analytische Arbeiten vorliegen: I. G. Tazhidanowa³ würdigt die Tagebücher als herausragende Quelle zur Alltagsgeschichte des Krieges, Yu. A. Grischina⁴ liefert eine quellenkundliche Analyse der Fronttagebücher, während S. E. Achundowa und A. S. Ossokina⁵ den philologischen Aspekt behandeln. Der Historiker und Publizist O. Budnizkij⁶ schrieb eindrucksvoll über Fronttagebücher und das Blockadetagebuch von Olga Berggolz.

Gleichzeitig hat die praktische Arbeit an der Sammlung und Veröffentlichung solcher Tagebücher deutliche Fortschritte gemacht. 2015 gründeten M. Melnitschenko, I. Wenjawkin und I. Drapkin in St. Petersburg das öffentliche Internetprojekt "Prozhito", das auf die digitale Erfassung und Publikation von Tagebüchern des 20. Jahrhunderts abzielt. Bis Mai 2019 waren ca. 100 "militärische" Tagebücher digitalisiert. 2019 wurde das Projekt in die Europäische Universität St. Petersburg überführt und als Zentrum für Ego-Dokumentationsforschung institutionalisiert. Es folgten erste populäre und ab 2022 auch wissenschaftliche Publikationen, wie die Sammlung von Belagerungstagebüchern⁷, herausgegeben vom Zentrum selbst.

Die theoretische Aufarbeitung bleibt also ein Desiderat der Forschung, während editorisch bereits ein reiches Reservoir vorliegt, das weitere wissenschaftliche Auswertungen erlaubt und fordert.

Ebenso vielfältig ist der Inhalt von Tagebuchmanuskripten, so vielfältig ist auch ihre Verkörperung in einer Buchausgabe. Allerdings können Verlage darauf vertrauen, dass ihre Produkte eine leidenschaftliche Leserschaft finden. Dies wird durch die Besonderheiten von Tagebüchern als Genre von Ego-Dokumenten erleichtert. Experten haben schon lange festgestellt, dass ein Tagebuch die heutigen, momentanen Gedanken und Eindrücke seines Autors auf Papier versiegelt.

Im Gegensatz zu Erinnerungen, in denen ein Mensch sein Leben durch das Prisma vergangener Jahre betrachtet und die oft an die aktuelle gesellschaftliche, historische und politische Situation angepasst werden, im Gegensatz zu Briefen von und an die Front, deren Verfasser sich der strengen militärischen Zensur bewusst waren und nicht zu viel schrieben – das Tagebuch war in den allermeisten Fällen nicht dazu bestimmt, von einer anderen Person gelesen zu werden, geschweige denn zur öffentlichen Offenlegung.

Laut dem Quellenwissenschaftler Yu. A. Grischina „impliziert das Genre des Tagebuchs Bekenntnis, Aufrichtigkeit und Einfachheit“. Wenn sich jemand hinsetzt, um ein Tagebuch zu schreiben, drückt er seine Gedanken in einem Bewusstseinsstrom aus, ohne etwas zu beschönigen oder zu verbergen. Deshalb zeigen seine Tagebuchnotizen die wahre Sicht einer Person auf das, was um sie herum geschieht.¹⁰

Unter diesem Gesichtspunkt ist das Tagebuch das wahrheitsgetreueste aller Ich-Dokumente. Es scheint auch die emotionalste historische Quelle zu sein, in der der Autor seinen Gefühlen Ausdruck verleiht: Freude, Triumph, Zufriedenheit, Liebe, Hoffnung, Melancholie, Ärger, Wut, Galle, Hass, Verachtung – alle Seelenzustände sind in seinen Zeilen und zwischen den Zeilen abzulesen.

Es sollte auch berücksichtigt werden, dass, wie I. G. Tazhidanowa schreibt, „Tagebucheinträge normalerweise von ausreichend gebildeten Menschen geführt wurden, die ein Gespür für ihre eigenen Erfahrungen und öffentlichen Stimmungen hatten“, am häufigsten von Intellektuellen.¹¹ Viele der Tagebücher enthalten tiefe Gedanken, eine unabhängige und manchmal sehr kompetente Analyse der Ereignisse durch den Autor. Fast alle Tagebücher sind in guter Sprache verfasst und vermitteln einen lebendigen Abdruck der Persönlichkeit des Autors (in manchen Fällen außergewöhnlich). Ganz zu schweigen von der Tatsache, dass jedes Tagebuch eine große Anzahl von Ereignissen, Details, Beschreibungen von Persönlichkeiten, Charakteren und Umständen enthält, die der breiten Öffentlichkeit unbekannt sind.

Historiker und Schriftsteller glauben, dass Tagebücher einen „zentralen Platz“ einnehmen und eine „erhöhte Bedeutung“ in der Hierarchie der Ego-Dokumente haben.¹² Für Verlage bedeutet das eines: Interesse daran, die interessantesten Tagebücher zu veröffentlichen, die eine Chance haben, eine Leserschaft zu gewinnen.

Es muss gesagt werden, dass bis heute nur sehr wenige Tagebücher aus den Kriegsjahren erhalten sind. Man geht davon aus, dass es Gefreiten und Offizieren in der Roten (damals sowjetischen) Armee verboten war, Tagebücher zu führen; Tagebücher wurden angeblich illegal geschrieben.¹³ Diese Idee wird immer noch in der wissenschaftlichen und populären Literatur wiederholt. In Wirklichkeit gab es an der Front kein offizielles Verbot, Tagebücher zu schreiben; Militärangehörigen wurde das Schreiben von Tagebüchern von SMERSH-„Sonderoffizieren“ und Kommandeuren verboten, die ihre eigenen Ansichten zur Wahrung militärischer Geheimnisse hatten.

Wie verbreitet solche Schutzverbote in der Armee waren, ist unbekannt. Aber wie sich heute herausstellt, führte jemand trotz der Anordnung des Kommandanten ein Tagebuch, jemand wusste nichts von der Existenz eines solchen Verbots, und in einigen Einheiten griffen höhere Behörden nicht in die Führung von Tagebucheinträgen ein.¹⁴

Eine andere Frage ist, dass die Autoren von Fronttagebüchern sowohl während des Krieges als auch viel später ihre Existenz als ihr persönliches Geheimnis betrachteten, sich äußerst vorsichtig verhielten und das Vorhandensein solcher Einträge vor Kollegen und Freunden verheimlichten. Nach dem Krieg blieben diese Tagebücher in den Familien der Veteranen und gelangten nur in seltenen Fällen in Staatsarchive und Museen.¹⁵ Die Existenz eines Tagebuchs fand nur dann große Beachtung, wenn sein Autor ein herausragender kreativer Mensch war und sein Tagebuch zusammen mit anderen Dokumenten im Staatsarchiv aufbewahrt wurde. Diese Tagebücher waren die ersten, die im postsowjetischen Russland veröffentlicht wurden (ein Beispiel ist das bekannte Blockadetagebuch von Olga Berggolz).

Seit Beginn der postsowjetischen Ära wurden in Familien- und Staatsarchiven regelmäßig militärische Ego-Dokumente entdeckt, von Historikern untersucht und veröffentlicht. Ein bemerkenswerter Fund war das persönliche Tagebuch von W. I. Tschekalow (1910–1944), einem Artillerieoberst, der vom ersten Kriegstag an kämpfte und an der Schlacht von Stalingrad teilnahm. Wassili Tschekalow starb 1944, ohne zu ahnen, dass seine alltäglichen Treffen und Gespräche an der Front mit S. M. Budjonny, N. S. Chruschtschow, L. I. Breschnew und anderen Offizieren und politischen Arbeitern 75 Jahre später großes Interesse bei Amateuren und Spezialisten der Militärgeschichte wecken würden. Sein Tagebuch wurde aus dem Familienarchiv entnommen und vom Sohn des Obersten, dem Vizepräsidenten der Russischen Humanitären Gesellschaft, dem Wissenschaftler N. V. Tschekalow, zur Veröffentlichung vorbereitet. Das Buch wurde 2004 im Verlag dieser Gesellschaft veröffentlicht.¹⁶

Ein lauter öffentlicher Erfolg begleitete die Veröffentlichung des Tagebuchs des Leutnants der Roten (Sowjet-)Armee Wladimir Gelfand. Der Herausgeber der russischsprachigen Version des Buches, der Schriftsteller und Publizist O. Budnizkij, hält die Tatsache für die wichtigste, dass „das Tagebuch in seiner Offenheit beispiellos ist“, unabhängig davon, ob es sich um die Tatsachen des Krieges oder das Privatleben des Autors handelt.¹⁷ Ein Teil des Tagebuchs von V. Gelfand für die Jahre 1945–1946 wurde erstmals 2005 (mit einer Neuauflage 2008) auf Deutsch in Deutschland veröffentlicht, wo sein Sohn Vitalij lebte. Er war der erste Verleger und Popularisierer der Werke seines Vaters. Nachdem er Kontakt zu V. V. Gelfand aufgenommen hatte, flog O. Budnizkij nach Berlin und erhielt eine vollständige Kopie des Tagebuchs. Nach mehreren Jahren des Sortierens, Organisierens und Verfassens von Kommentaren wurde das Tagebuch 2015 in Moskau vollständig veröffentlicht, ohne Abkürzungen oder redaktionelle Zensur.

Es wurden zahlreiche Sammlungen und einzelne Tagebuchbände veröffentlicht, die unterschiedliche Varianten dieses Genres repräsentieren. Der Verlag der Zeitung „Argumenty i Fakty“ publizierte ein Buch mit Kindertagebüchern aus der Kriegszeit¹⁸, der Verlag „Vremja“ brachte das Tagebuch der jüngsten Häftlings des Ghettos von Kaunas, T. Lazerson-Rostowskaja, heraus¹⁹. In den Jahren 1995–1996 erschienen auf den Seiten der Zeitschrift Snamja mehrere kurze Kriegstagebücher.

Für Forschende der Militärpsychologie sind insbesondere jene Tagebücher von Interesse, die von literarisch tätigen Frontsoldaten – in einigen Fällen von späteren Schriftstellern – verfasst wurden. Zu diesen Tagebüchern, die an philosophische Prosa mit starker Selbstbeobachtung und detaillierter Schilderung eigener Erlebnisse erinnern, zählt das Buch des bekannten Omsker Schriftstellers P. N. Rebrin²⁰. Auch der Kunstkritiker und Kunsthistoriker W. N. Petrow führte während des Krieges ein Tagebuch und schrieb darüber hinaus eine Erzählung über die Liebe im Krieg. Beide Texte sind in einem vom Verlag Iwan Limbach herausgegebenen Buch vereint, das dadurch einen Vergleich zwischen dokumentarischer Lebensbeschreibung und künstlerischer Vorstellungskraft des Autors ermöglicht²¹.

Die Anzahl der Veröffentlichungen mit Tagebüchern von Bewohnern des belagerten Leningrads nimmt deutlich zu. Neben dem bereits erwähnten Tagebuch von O. F. Berggolz, von dem 2020 drei Bände im Verlag Kuchkowo Pole ohne Kürzungen erschienen, sind innerhalb der sogenannten „Belagerungsliteratur“ besonders die Tagebucheinträge von M. W. Maschkowa hervorzuheben. Sie war Bibliographin der Russischen Nationalbibliothek in St. Petersburg, Autorin zahlreicher Werke und enge Freundin von O. Berggolz. Fragmente ihres Tagebuchs aus den Jahren 1941–1945 sind in zahlreichen wissenschaftlichen und publizistischen Veröffentlichungen verstreut. Auch das Tagebuch von M. M. Rudnewa, Tochter des renommierten Psychiaters M. S. Morosow und Ehefrau des bekannten sowjetischen Architekten L. W. Rudnew, stieß auf großes Leserinteresse²².

Großes gesellschaftliches Potenzial verspricht die Editionsreihe „Bibliothek ‚Proschito‘. Blockade“, die vom Verlag der Europäischen Universität in St. Petersburg herausgegeben wird. Sie basiert auf der Tagebuchsammlung des Zentrums zur Erforschung von Ego-Dokumenten „Proschito“ und entsteht unter aktiver Mitwirkung der dort tätigen Wissenschaftler. Das erste Buch dieser Reihe war die bereits erwähnte Sammlung von Tagebuchtexten und begleitenden Artikeln „Ich weiß, dass man so nicht schreiben darf ...“, die 2022 erschien²³. Nach Angaben desselben Zentrums wurden in Russland zwischen 1997 und 2015 insgesamt 13 Bücher mit Belagerungstagebüchern veröffentlicht²⁴.

Die Tagebuchliteratur über den Großen Vaterländischen Krieg erfreut sich wachsender Beliebtheit unter der russischen Leserschaft und findet zugleich zunehmendes Interesse bei namhaften Verlagen. Sie ist eine bedeutsame Ressource des kollektiven Gedächtnisses und ein zentrales Mittel zur Bewahrung der historischen Wahrheit über das größte militärische Epos der sowjetischen Geschichte.