![]() |
![]() |
© ik-ptz Portal für den Schüler. Selbststudium
Что немецкие солдаты делали с русскими девушками? Нацисты делали это с пленными советскими женщинами |
||
29.10.2021 |
||
Содержание советских военнопленных нацистами было крайне жестоким. Однако ситуация становилась еще ужаснее, когда в плен попадали женщины — военнослужащие Красной армии. Приказ фашистского командования В своих мемуарах офицер Бруно Шнайдер вспоминал инструкции, полученные немецкими солдатами перед отправкой на Восточный фронт. В отношении женщин Красной армии приказ был однозначен: «Стрелять!» Многие подразделения вермахта следовали этой директиве. Среди погибших в боях и окружениях было найдено большое количество женщин в военной форме — медсестры, связистки, фельдшеры. Следы на их телах свидетельствовали о пытках, предшествовавших убийству. Жители села Смаглевка в Воронежской области, освобожденного в 1943 году, рассказывали о юной красноармейке, тяжело раненной в бою. Немецкие солдаты раздели её, вытащили на улицу и расстреляли. Перед смертью женщину пытали: у неё были отрезаны груди, лицо и руки изрезаны — тело превратилось в кровавое месиво. Подобные издевательства применялись и к Зое Космодемьянской, которую, перед тем как повесить, часами держали полураздетой на морозе. Женщины в плену Советских военнопленных, в том числе женщин, нацисты сортировали: слабых, раненых и истощённых убивали, остальных направляли на тяжёлые работы в концлагеря. Женщин систематически насиловали. Несмотря на запрет «братания» с представителями славянских народов, высшие чины вермахта вступали в тайные отношения с пленными. На практике насилие было нормой: женщину могли изнасиловать группой, а затем убить. В лагерях охрана выбирала наиболее привлекательных женщин и брала их на службу в качестве «помощниц». Так, в лагере для военнопленных № 346 близ Кременчуга врач Орланд содержал у себя насильственно удерживаемых женщин. Охранники также регулярно насиловали заключённых. Особо тяжёлая ситуация складывалась в лагере № 337 в Барановичах. Согласно показаниям начальника лагеря Яроша, условия содержания были бесчеловечными. Женщин и мужчин держали полураздетыми на морозе, в бараках, кишащих вшами. Те, кто падал от слабости, добивались охраной. По словам свидетелей, ежедневно в этом лагере погибало более 700 человек. Методы пыток в отношении женщин отличались особой жестокостью: их кололи иглами, вводили острые вещества в тело, избивали. Некоторые офицеры лагерей обладали явными садистскими наклонностями. Командира лагеря № 337 заключённые называли за глаза «каннибалом». Унижения и насмешки Пленные советские женщины становились объектом не только физического насилия, но и моральных унижений. Немецкая пропаганда изображала их как «ниже человеческого достоинства», а сами солдаты высмеивали их происхождение, внешность, профессию. Вторая мировая война оставила за собой неисчислимые страдания. Все стороны конфликта совершали преступления, которые оправдывались логикой войны. Однако действия нацистов — даже в этом контексте — отличаются особой жестокостью. Преступления против женщин на оккупированных территориях остаются одними из самых мрачных страниц в истории XX века. Один из высокопоставленных немецких офицеров вспомнил о полученных инструкциях. Интересно, что в отношении военнослужащих-женщин был только один приказ: «Расстреливать». Большинство действительно следовало приказу, однако среди погибших часто находили тела женщин в форме Красной армии — солдат, медсестёр и санитарок, на которых были заметны следы жестоких пыток. Например,
жители села Смаглевка рассказывают, что когда у них были фашисты, они
нашли тяжело раненую девушку. И, несмотря ни на что, они вытащили ее на
улицу, раздели и застрелили. Но перед смертью ее долго пытали ради удовольствия. Все ее тело превратилось в сплошное кровавое месиво. Нацисты поступили так же и с партизанками. Перед казнью их могли раздеть догола и долгое время держать на холоде. Бойцы Красной Армии в плену и немцы 1 часть
Конечно, заключенных постоянно насиловали. Женщины-красноармейцы в плену у финнов и немцев, часть 2. Евреи.И если высшим эшелонам Германии запрещалось вступать в близкие отношения с заключенными, то у рядовых низовых было больше свободы в этом вопросе. И если девушка не погибла после того, как ее использовала вся компания, ее просто расстреляли. Ситуация в концлагерях была ещё более ужасающей — разве что девушке "везло", и кто-то из лагерного начальства забирал её к себе в качестве прислуги. Однако даже это редко спасало от изнасилования. В этом отношении самым жестоким местом был лагерь № 337. Там заключенных часами держали голыми на морозе, сотни людей одновременно отводили в бараки, а всех, кто не мог выполнять работу, сразу убивали. Ежедневно в Шталаге погибало около 700 военнопленных. Женщин пытали не меньше, а порой и жестче, чем мужчин. В методах пыток нацисты превзошли даже средневековую инквизицию. Советские солдаты хорошо знали, что происходит в концлагерях и насколько опасно попасть в плен. Именно поэтому почти никто не сдавался — они сражались до конца. И даже если погибали, то — как победители. Память о них должна быть вечной. В продолжение темы и в дополнение к статье Елены Сенявской, опубликованной 10 мая 2012 года, предлагаем читателям отрывок из новой публикации того же автора. На завершающем этапе Великой Отечественной войны Красная армия после освобождения оккупированных территорий СССР пересекла государственную границу и начала победное наступление по Европе — через страны, пострадавшие от фашистской оккупации, через государства-союзники Третьего рейха и через собственно территорию нацистской Германии. В ходе этого продвижения и неизбежных контактов с местным населением советские солдаты, впервые оказавшиеся за пределами СССР, получили массу новых и противоречивых впечатлений о жителях других стран, сформировавших в дальнейшем устойчивые этнопсихологические стереотипы. Одним из таких впечатлений стал образ европейских женщин. Многочисленные упоминания, а порой и откровенные описания этого образа, можно найти в письмах, дневниках и воспоминаниях ветеранов. Тон этих описаний колеблется от лирического до грубо-циничного. Первой страной, на
территорию которой вошла Красная армия в августе 1944 года, стала
Румыния. Во фронтовых «Записках о войне» поэта Бориса
Слуцкого читаем: Он описывает первый опыт «заграницы»: Подполковник ВВС Фёдор Смольников записал в дневнике 17 сентября 1944 года о своих впечатлениях от Бухареста: В Венгрии Красная армия столкнулась не только с вооружённым сопротивлением, но и с коварными нападениями со стороны мирного населения: «пьяных и бездомных одиноких мужчин убивали на подворьях» или топили в подвалах. Женщины, как писал Борис Слуцкий, «не были такими развратными, как румынки, но сдавались с позорной лёгкостью. Помогали немного любви, немного отвлечённости и, прежде всего, страх». Один венгерский юрист выразился так: «Это хорошо, что русские любят детей. Плохо, что они так любят женщин». Комментарий Слуцкого был резким: «Он не учёл, что венгерские женщины тоже любили русских — кроме того страха, что сгибал колени у матрон и матерей, была ещё нежность девушек и отчаянная нежность солдат, переживших убийство своих мужей». Григорий Чухрай описывает один такой случай в своих мемуарах. Во время пребывания в венгерском доме во время праздника выяснилось, что хозяева спрятали дочь на чердаке. Офицеры возмутились: «За кого вы нас принимаете? Мы не фашисты!» Девочку по имени Марийка вскоре привели к столу — она охотно ела, начала флиртовать и задавать вопросы. К концу вечера царила дружеская атмосфера, пили за «боротшаз» — дружбу. Однако когда Марийка появилась ночью в его комнате в майке, Чухрай заподозрил провокацию и, не поддавшись, проводил её до двери. Наутро хозяйка шумно стучала посудой — и Чухрай решил, что провокация провалилась. Переводчик рассмеялся: «Нет, вы проявили дружелюбие и пренебрегли им. Теперь вас здесь не считают человеком. Вам придётся переехать». «Почему же они её прятали?» — спросил Чухрай. «Боялись насилия. Но у нас считается нормой, что девушка до брака может вступать в близость с мужчинами — с согласия родителей. А вы хотите “купить кота в мешке”». Молодые, здоровые
мужчины испытывали естественное влечение. Некоторые воспринимали
европейскую мораль как разврат, другие — как неестественную.
Сержант Александр Родин вспоминал посещение борделя в Будапеште: Польша оставила иное впечатление. Поэт Давид Самойлов писал: Однако не все впечатления были романтичными. 22 октября 1944 года лейтенант Владимир Гельфанд записал в дневнике: Однако в дневнике Владимира Гельфанда зафиксированы и иные, более мирные настроения. 24 октября он записал: Месяц спустя, 22 ноября, Гельфанд описал свои первые впечатления от польского города Минска-Мазовецкого: Сельские жители
Польши также производили на советских солдат сильное, хотя и
противоречивое впечатление. Александр Родин вспоминал: В дневнике от 5 ноября 1944 года он добавил: Сослуживец Родина, сержант Николай Нестеров, в тот же день записал: Медицинская работница Галина Ярцева куда менее снисходительна. 24 февраля 1945 года она писала с фронта: Австрия весной 1945 года встретила Красную армию капитуляцией. По воспоминаниям очевидцев: И наконец — Германия. И жёны врага — матери, жёны, дочери, сёстры тех, кто с 1941 по 1944 год сеял насилие на оккупированной территории Советского Союза. Как видели их советские солдаты? Образ немок среди потока беженцев передан, например, в дневнике Владимира Богомолова: Лев Копелев описал встречу с берлинскими беженками в Алленштейне: Как же немецкие женщины вели себя при контакте с частями Красной армии? Согласно докладу начальника Главного политуправления Красной армии Шикина, представленному ЦК ВКП(б) 30 апреля 1945 года, в Берлине они в большинстве своём выходили к солдатам с белыми повязками на рукавах. «Многие женщины при встрече с нашими бойцами поднимают руки, плачут и дрожат от страха, — говорится в докладе. — Но, убедившись, что солдаты и офицеры Красной армии не оправдывают ту картину, которую рисовала фашистская пропаганда, постепенно страх проходит, и всё больше жителей выходит на улицы, предлагая помощь и стараясь проявить лояльность». Подобное смирение и подчёркнутая вежливость немок производили сильное впечатление. Миномётчик Н. А. Орлов вспоминал: Поэт Давид Самойлов приводит аналогичную ситуацию в Арендсфельде: 2 мая 1945 года Богомолов записал в дневнике: Мнение о «распущенности» немецких женщин было широко распространено среди военнослужащих Красной армии и нередко подтверждалось как конкретными примерами, так и их неприятными последствиями, которые фиксировали военные врачи. В распоряжении Военного совета 1-го Белорусского фронта № 00343/Ш от 15 апреля 1945 года указывалось: 26 апреля 1945 года Военный совет 47-й армии сообщал, что в марте того же года количество заболеваний, передающихся половым путём, увеличилось в четыре раза по сравнению с февралем. По данным обследования, 8–15% женского населения на занятых территориях были инфицированы. В отдельных случаях фиксировались попытки умышленного заражения женщин с целью нанесения ущерба личному составу. Во исполнение постановления Военного совета 1-го Белорусского фронта № 056 от 18 апреля 1945 года в войсках 33-й армии распространялась брошюра с пропагандистским текстом:
Даже в мемуарах Льва Копелева, резко осуждавшего мародёрство и насилие, совершённые Красной армией в Восточной Пруссии, упоминаются иные формы эксплуатации женщин. Копелев писал, что местные жители нередко предлагали «хлеб и дочерей» в обмен на продукты. Хотя он сам относился к таким рассказам с сомнением, подобные эпизоды подтверждаются многими источниками. Характерен и
эпизод, зафиксированный в дневнике Владимира Гельфанда 26 октября 1945
года, уже после окончания войны. Он описывает визит в дом к молодой
женщине по имени Марго: Военные
корреспонденты союзников также фиксировали атмосферу в послевоенном
Берлине. Австралийский журналист Осмар Уайт, сопровождавший 3-ю армию
США, оставил описание, датированное маем 1945 года: Общее впечатление, которое производили европейские женщины на советских солдат, было неоднозначным. По сравнению с их соотечественницами — истощёнными войной, одетыми в выстиранные и поношенные туники женщинами из освобождённых территорий СССР, — европейки казались стройными, ухоженными, умными, но также доступными, эгоистичными, легкомысленными или же трусливо покорными. Исключение составляли женщины Югославии и Болгарии. Югославские партизанки воспринимались как равные, боевые товарищи, и, учитывая строгость в югославской армии, их считали неприкосновенными. Борис Слуцкий писал, что для партизанок женщины из тыла казались «особым, злым видом». Болгарские женщины, по его словам, отличались «жёсткой недоступностью». Победами на любовном фронте в Болгарии почти никто не хвастался. Это была, как вспоминал поэт, «единственная страна, где офицеров почти не сопровождали женщины». Болгары с гордостью утверждали: «Русские вернутся к нам за невестами — единственными в мире, которые останутся чистыми и нетронутыми». Положительное впечатление произвели также чешские женщины, которые искренне и с радостью встречали советских солдат-освободителей. Писатель Борис Полевой описывал настроение в освобождённой Праге 11 мая 1945 года: «Если бы я мог, я бы всех солдат и офицеров Красной армии поцеловал за освобождение моей Праги», — сказал пожилой пассажир трамвая, вызвав смех и одобрение окружающих. Однако в большинстве других европейских стран женская часть населения не вызывала уважения. Слуцкий отмечал: «В Европе женщины сдались, изменились первыми. Меня всегда шокировала и смущала постыдная лёгкость любовных отношений». Он противопоставлял «бескорыстных порядочных женщин» и «поспешно доступных», которые, по его мнению, «свели весь спектр чувств к нескольким телодвижениям», вызывая тем самым раздражение и презрение. Женская «общая порочность», по мнению поэта, маскировалась под всеобщую моральную деградацию, что делало её «невидимой и постыдной». Несмотря на жёсткие запреты и прямые указания командования, способствовавшими распространению «интернациональной любви» мотивами стали женское любопытство к «экзотике» и щедрость советских солдат, отличавших их от экономных европейцев. Так, младший лейтенант Даниил Златкин, находившийся на датском острове Борнхольм, вспоминал в интервью: «Они хотели проверить русского мужчину, протестировать, что это такое. И, похоже, это сработало лучше, чем у датчан. Мы были бескорыстны и добры... Я отдал коробку конфет, подарил незнакомке 100 роз на день рождения». Однако серьёзные
отношения или брак не рассматривались как допустимые. Распоряжение
Военного совета 4-го Украинского фронта от 12 апреля 1945 года гласило: Аналогичное распоряжение начальника Политуправления 1-го Белорусского фронта от 14 апреля 1945 года требовало разъяснять «недопустимость подобных действий», расцениваемых как признак «ослабления патриотических чувств». Всякое упоминание о браке с иностранками должно было быть исключено из допустимого поведения военнослужащих. Сами женщины, как подчёркивал Борис Слуцкий, не питали иллюзий: В целом сформировавшийся к 1944–1945 годам образ европейской женщины в глазах советского солдата оказался, за редкими исключениями, далёким от идеализированного образа страдалицы, ожидающей освобождения с надеждой на светлое советское будущее. Идеологический лозунг «Европа будет свободной!» не всегда имел соответствие в реальном восприятии. Список источников: Слуцкий Б. Военные записки. Стихи и баллады. СПб., 2000. С. 46–48, 107, 110, 125, 127–128, 174, 177, 180–181. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 11-01-00363а. В оформлении использован советский плакат 1944 года «Европа будет свободной!». Художник: В. Корецкий.
____________________
В большинстве своём слабо обученная Красная армия отличалась полным невежеством в вопросах пола и грубым отношением к женщинам. «Солдаты Красной армии не верят в “индивидуальные отношения” с немецкими женщинами», — писал драматург Захар Аграненко в своём дневнике, который он вёл во время войны в Восточной Пруссии. — «Девять, десять, двенадцать по очереди — они насилуют её вместе». Длинные колонны советских войск, вступивших в Восточную Пруссию в январе 1945 года, представляли собой странную смесь современности и средневековья: танкисты в чёрных кожаных шлемах, казаки на мохнатых лошадях с трофеями на седлах, «доджи» и «студебеккеры» по ленд-лизу, за которыми тянулись повозки с солдатами. Разнообразие техники соответствовало разнообразию характеров самих бойцов — от мародёров, пьяниц и насильников до идейных коммунистов и интеллигентов, потрясённых поведением сослуживцев. В Москве Берия и Сталин знали, что происходит, благодаря подробным донесениям. В одном из них сообщалось: «Многие немцы считают, что все женщины, оставшиеся в Восточной Пруссии, были изнасилованы солдатами Красной армии». Подтверждаются многочисленные случаи групповых изнасилований — как несовершеннолетних, так и пожилых женщин. Маршал Рокоссовский издал приказ № 006, призванный «направить чувство ненависти к врагу на поле боя». Это не дало результата. Предпринимались единичные попытки навести порядок: сообщалось, что комендант одного из стрелковых полков «лично застрелил лейтенанта, который приказал своим солдатам изнасиловать немецкую женщину». Но чаще в насилии участвовали сами офицеры, либо они теряли контроль над пьяными солдатами, вооружёнными автоматами. Призывы к мести за Родину, подвергшуюся нападению вермахта, были истолкованы как разрешение на жестокость. Даже женщины-военнослужащие проявляли снисходительность. 21-летняя разведчица из группы Аграненко заявила: «Наши солдаты ведут себя абсолютно корректно по отношению к немцам, особенно к немкам». Однако некоторые свидетельства немок утверждают, что советские женщины наблюдали за насилием с насмешкой. Другие — наоборот — были потрясены увиденным. Наталья Гессе, близкая подруга академика Сахарова, была военным корреспондентом. Позже она вспоминала: «Русские солдаты изнасиловали всех немок от 8 до 80 лет. Это была армия насильников». Алкоголь, включая украденные из лабораторий токсичные вещества, играл ключевую роль. Часто бойцы решались на насилие только в состоянии сильного опьянения, причём порой настолько тяжёлого, что не могли контролировать свои действия. Некоторые жертвы были изуродованы. Тема массового насилия, совершённого Красной армией в Германии, так долго оставалась табуированной в СССР и России, что многие ветераны сегодня её отрицают. Лишь немногие говорили об этом открыто — и без раскаяния. Один командир танковой части хвастался: «Все задрали юбки и легли на кровать», добавив, что «два миллиона наших детей родились в Германии». Советские офицеры порой убеждали себя, что большинство женщин были не против или что это была справедливая расплата за преступления немцев на советской земле. Один майор откровенно сказал английскому журналисту: «Наши товарищи так жаждали женской ласки, что, к их удивлению и даже восторгу, они часто насиловали женщин 60, 70, даже 80 лет». Противоречие налицо: когда изнасилованные женщины Кёнигсберга просили их убить, красноармейцы отвечали: «Русские солдаты не стреляют в женщин. Это делают только немцы». Красная армия убедила себя, что, освободив Европу от фашизма, она заслужила право делать с ней всё, что пожелает. Чувство превосходства и унижения характеризовало поведение большинства солдат по отношению к женщинам в Восточной Пруссии. Жертвы не только расплачивались за преступления вермахта, но и превращались в атавистический объект агрессии — столь же древний, как и сама война. Как отметила историк и феминистка Сьюзен Браунмиллер, изнасилование — это победное право «против женщин врага», способ демонстрации доминирования. После первой волны насилия в январе 1945 года крайний садизм стал проявляться реже. Когда через три месяца Красная армия подошла к Берлину, немецкие женщины уже рассматривались сквозь призму обычного «права победителя». Превосходство сохранялось, но зачастую являлось отражением унижения, которое сами солдаты испытывали от командиров и всей системы советской власти. Свою роль сыграли и другие факторы. В 1920-е годы в Коммунистической партии активно обсуждалась тема сексуальной свободы, однако в следующем десятилетии Сталин фактически обескровил общество в сексуальном плане. Это не было связано с пуританством, а скорее с необходимостью устранить всё личное в рамках концепции «деиндивидуализации». Любовь и секс стали несовместимы с партийной дисциплиной. Фрейд был запрещён, развод и супружеская измена осуждались, гомосексуальность объявлялась уголовным преступлением, половое воспитание исчезло. В искусстве даже изображение женской груди под одеждой считалось пределом допустимого эротизма, и должно было быть скрыто спецодеждой. Любая страсть должна была быть направлена на партию и лично на Сталина. В результате плохо обученные мужчины в Красной армии проявляли невежество в вопросах сексуальности и грубое отношение к женщинам. Попытки советского государства подавить либидо породили то, что один писатель назвал «барачной эротикой» — более жестокой и примитивной, чем любая порнография. Всё это дополнялось действием пропаганды, разрушавшей личность, и примитивными импульсами, рождавшимися из страха, унижения и страдания. Военный корреспондент Василий Гроссман, сопровождавший наступление Красной армии, быстро заметил, что жертвами изнасилований становились не только немки. Среди них были и польки, и молодые женщины из числа перемещённых лиц — россиянки, украинки, белоруски. Он писал: «Освобождённые советские женщины часто жалуются, что наши солдаты их насилуют. Одна девушка со слезами сказала мне: “Это был старик, старше моего отца”». Изнасилования советских женщин ставят под сомнение тезис о мщении за преступления Германии. 29 марта 1945 года в рапорте, оглашённом Маленковым в ЦК ВЛКСМ, генерал Цыганков докладывал: «В ночь на 24 февраля группа из 35 солдат и командир их батальона ворвались в женское общежитие в селе Грутенберг и изнасиловали всех женщин». В Берлине, несмотря на всю нацистскую пропаганду, многие женщины не были готовы к жестокости русской мести. Некоторые убеждали себя, что в городе, в отличие от деревень, ничего подобного произойти не может. В Далеме советские офицеры посетили настоятельницу женского монастыря сестру Кунигунду, где находились родильное и детское отделения. Офицеры и солдаты вели себя безупречно, даже предупредили, что вскоре прибудет подкрепление. Их предупреждение сбылось: монахини, девушки, старушки, беременные и родившие вскоре стали жертвами изнасилований. Через несколько дней среди солдат возник обычай выбирать себе жертву — с факелами жадности на лицах. Эти изменения указывали на процесс отбора, а не на неизбирательное насилие. Советские солдаты начали воспринимать немецких женщин не как виновных в преступлениях вермахта, а как трофей, как военную добычу. Изнасилование часто трактуется как акт насилия, не имеющий отношения к сексуальному желанию. Однако это определение отражает взгляд жертвы. Чтобы понять само преступление, необходимо рассмотреть его с позиции насильника, особенно в более поздних стадиях, когда «всего лишь» изнасилование вытеснило чудовищную вакханалию января и февраля. Многие женщины были вынуждены «сдаться» солдату в надежде, что он защитит их от других. 24-летняя актриса Магда Виланд пряталась в чулане, но её обнаружил молодой солдат из Средней Азии. Он был настолько взволнован возможностью овладеть красивой блондинкой, что не выслушал её. Магда пыталась объяснить, что станет его подругой, если он будет её защищать, но тот рассказал о ней своим товарищам — и её изнасиловали. Подруга Магды, еврейка Эллен Гетц, тоже была изнасилована. Когда немцы попытались объяснить солдатам, что Эллен еврейка и сама пострадала от нацистов, они ответили: «Женщина есть женщина». Женщины быстро поняли, что по ночам нужно прятаться. Девочек держали на чердаках по несколько дней. Матери не выходили за водой до рассвета, чтобы не попасться пьяным солдатам. Иногда наибольшая угроза исходила от соседей, выдававших прячущихся девочек, чтобы спасти собственных дочерей. Старожилы Берлина до сих пор вспоминают ночные крики — их было невозможно не слышать, ведь окна в домах были выбиты. По данным двух городских больниц, в Берлине жертвами изнасилования стали от 95 000 до 130 000 женщин. Один из врачей оценивал, что из 100 000 изнасилованных около 10 000 позже умерли, в основном — покончив с собой. В районах Восточной Пруссии, Померании и Силезии, где были изнасилованы около 1,4 миллиона человек, уровень смертности был ещё выше. Хотя не менее 2 миллионов немецких женщин подверглись изнасилованию, значительная их часть стала жертвами группового насилия. Попытки защитить женщин зачастую заканчивались трагедией. Так, 13-летний Дитер Саль набросился на советского солдата, изнасиловавшего его мать у него на глазах. Солдат застрелил мальчика. После второй стадии — когда женщины предлагали себя одному солдату, чтобы избежать группового насилия — наступил этап голода. Как писала Сьюзен Браунмиллер, это была «тонкая грань между военным изнасилованием и военной проституцией». Журналистка Урсула фон Кардорф отмечала, что после капитуляции в Берлине было много женщин, торгующих собой за еду и сигареты. Немецкий режиссёр Хельке Сандер писала о «смеси насилия, шантажа, расчёта и настоящей привязанности». На четвёртой стадии возникло странное сосуществование немецких женщин и офицеров Красной армии. Некоторые офицеры даже увольнялись из армии, чтобы остаться со своими возлюбленными в Германии, что вызывало раздражение советских властей. Хотя феминистское определение изнасилования как чистого акта насилия остаётся в силе, самодовольство мужчин остаётся без оправдания. События 1945 года ясно показали, насколько тонка оболочка цивилизации, если нет страха наказания. Они напомнили, что у мужской сексуальности есть тёмная сторона, которую мы предпочли бы забыть. («The Daily Telegraph», Великобритания) Материалы ИноСМИ содержат оценочные суждения исключительно зарубежных источников и не отражают позицию редакции ИноСМИ. Поговорим о трофеях Красной армии, которые советские солдаты увозили домой из побеждённой Германии. Спокойно, без эмоций — просто факты и фотографии. Затем обратимся к щекотливой теме изнасилований и рассмотрим, что происходило в реальной оккупированной Германии. Советский солдат отнимает у немки велосипед (по мнению русофобов) — или помогает ей поправить руль (по мнению русофилов). Берлин, август 1945 года. Правда,
как всегда, где-то посередине: в брошенных домах и магазинах солдаты
действительно брали, что хотели. Были и дерзкие грабежи. Разграбление
происходило, но за это судили. Никто не хотел пройти войну и вместо
возвращения домой как герой попасть в Сибирь — за
«трофей» или «порчу отношений с местным
населением». Советские солдаты совершают покупки на чёрном рынке в Тиргартене. Берлин, лето 1945 года. Даже ерунда ценилась. После вступления Красной армии на территорию Германии приказом НКО СССР № 0409 от 26 декабря 1944 года всем солдатам действующих фронтов было разрешено один раз в месяц отправлять личные посылки в советский тыл. Самым строгим наказанием считалось лишение права на отправку такой посылки. Её вес был строго установлен: для рядовых и сержантов — 5 кг, для офицеров — 10 кг, для генералов — 16 кг. Размер упаковки не должен был превышать 70 см по любому из трёх измерений. Тем не менее, находчивые отправители различными способами сумели переправить домой крупную бытовую технику, ковры, мебель и даже пианино. Во время демобилизации солдатам и офицерам разрешалось брать с собой всё, что они могли унести в личном багаже. При этом крупные предметы часто транспортировались на крышах теплушек, а поляки уходили с полей, чтобы тащить трофеи по вагонам на верёвках и крюках — об этом мне рассказывал дедушка. Три репатриированные в Германию советские женщины несут вино из заброшенного винного магазина. Липпштадт, апрель 1945 года. Во время войны и в первые месяцы после её окончания солдаты в основном отправляли в тыл нескоропортящиеся продукты. Наибольшей ценностью пользовались американские сухие пайки, в состав которых входили консервы, печенье, яичный порошок, джем и даже растворимый кофе. Также высоко ценились лекарственные препараты союзников — стрептомицин и пенициллин. Американские солдаты и молодые немки сочетают торговлю и флирт на чёрном рынке в Тиргартене. Советским военным на заднем плане не до подобных глупостей. Берлин, май 1945 года. Получить товары можно было только на чёрном рынке, который стремительно появлялся в каждом немецком городе. На блошиных рынках продавалось всё — от автомобилей до женщин, а самой ходовой валютой были табак и продукты питания. Немцам требовалась еда, в то время как американцы, британцы и французы интересовались деньгами — нацистскими рейхсмарками, жетонами оккупационных властей и валютой союзных государств, курсы которой приносили значительную прибыль. Американский солдат ведёт переговоры с советским лейтенантом. Фотография LIFE, 10 сентября 1945 года. У советских солдат были деньги. В глазах американцев они считались самыми выгодными покупателями — доверчивыми, не умеющими торговаться и при этом весьма обеспеченными. Действительно, с декабря 1944 года советским военнослужащим, находившимся в Германии, выплачивалась двойная зарплата — как в рублях, так и в почтовых чеках по выгодному курсу. Эта система двойной оплаты сохранялась ещё долго после окончания войны. Фотографии советских солдат, торгующихся на барахолке. Фотография LIFE, 10 сентября 1945 года. Заработная плата советских военнослужащих зависела от их звания и должности. Так, например, в 1945 году майор — заместитель военного коменданта — получал 1500 рублей в месяц и эквивалентную сумму в марках оккупационной зоны по установленному курсу. Кроме того, офицерам с должности командира роты предоставлялись средства для найма немецких работников. Для представления о ценах: свидетельство о покупке советским полковником автомобиля у немца за 2500 марок (примерно 750 советских рублей). Советские военнослужащие получали достаточно высокое денежное довольствие — на одну месячную зарплату офицер мог приобрести на «черном рынке» практически всё, что хотел. Кроме того, многие солдаты получали единовременные выплаты наличными, и даже несмотря на то, что часть средств они отправляли домой в виде денежных переводов в рублях, у них всё равно оставались значительные суммы. Поэтому было как минимум неразумно рисковать, занимаясь грабежами: за это можно было оказаться под трибуналом. Хотя случаи жадного мародёрства и встречались, они скорее были исключением, чем нормой. Советский солдат с кинжалом СС на поясе. Пардубице, Чехословакия, май 1945 года. Солдаты были разными — у каждого были свои вкусы и предпочтения. Некоторые особенно ценили трофейные немецкие кинжалы СС (или морские офицерские кинжалы), хотя практической пользы от них было немного. В детстве мне довелось подержать в руках такой кинжал СС — его привёз с войны друг моего деда. Меня заворожила его чёрно-серебристая красота и тёмная история, которую он в себе хранил. Ветеран Великой Отечественной войны Петр Пациенко с трофеем Admiral Solo Accordion. Гродно, Беларусь, май 2013 г. Но большинство советских солдат больше всего ценило повседневную одежду, аккордеоны, часы, фотоаппараты, радиоприёмники, хрусталь и фарфор — вещи, которые даже после войны продолжали появляться на полках советских комиссионных магазинов. Многие из них сохранились до наших дней и не обвиняют своих прежних владельцев в мародёрстве: истинные обстоятельства их приобретения неизвестны, но, скорее всего, победители просто и буднично купили их у немцев. Теперь обратимся к известному изображению — «Советский солдат на велосипеде». Эта фотография традиционно используется как иллюстрация к публикациям о предполагаемых преступлениях советских солдат в Берлине. С каждым годом к Дню Победы интерес к подобным материалам стабильно возрастает. Обычно снимок сопровождается подписью: «Советский солдат отбирает велосипед у женщины в Берлине». Встречаются и более ироничные или провокационные подписи в духе «липы расцвели в Берлине в 1945 году». О самой фотографии и её трактовке ведутся споры. Аргументы против версии о «грабежах и насилии», встречающиеся в интернете, не всегда убедительны. В первую очередь — призывы не делать выводов, основываясь лишь на фотографии. Во-вторых, обращается внимание на поведение женщины, солдата и людей на заднем плане: их спокойствие якобы свидетельствует не о насилии, а о попытке отрегулировать детали велосипеда. Некоторые даже сомневаются, советский ли это солдат. Указывают на необычную форму вещмешка, его расположение, слишком большую фуражку. На заднем плане, за спиной главного персонажа, можно рассмотреть другого солдата в явно не советской форме. Однако ни одна из этих версий не является достаточно убедительной. Я решил разобраться в истории этого снимка. Ведь у каждой фотографии должен быть автор, первоисточник, первая публикация и, возможно, оригинальная подпись — всё это может пролить свет на происходящее. Насколько мне известно, впервые я видел это фото в каталоге документальной выставки, посвящённой 50-летию нападения Германии на Советский Союз. Она была открыта в 1991 году в Берлине, в центре «Топография террора», а позднее экспонировалась в Санкт-Петербурге. Российский каталог под названием «Война Германии против Советского Союза 1941–1945» вышел в 1994 году. Хотя у меня нет этого каталога, мой коллега нашёл его. Фотография действительно опубликована на стр. 257. Подпись к ней традиционная: «Советский солдат забирает велосипед у женщины в Берлине в 1945 году». Судя по всему, именно этот каталог стал основным российским источником данного изображения. На ряде старых ресурсов начала 2000-х годов я встречал его со ссылкой на «Войну Германии против Советского Союза…» и с той же подписью. Фото распространилось по сети. В каталоге в качестве источника указан Bildarchiv Preußischer Kulturbesitz — фотоархив Фонда прусского культурного наследия. Архив имеет сайт, но мне не удалось найти снимок в его базе. Однако при дальнейших поисках я наткнулся на ту же фотографию в архиве журнала Life. Там она известна под бытовым названием Bike Boy. В версии Life изображение не обрезано, как в каталоге, и на нём видны новые интересные детали — например, офицер слева в кадре, который, возможно, вовсе не немец. Самое интересное — подпись к фото: «Между русским солдатом и немецкой женщиной в Берлине возникло недоразумение по поводу велосипеда, который он хотел у неё купить». В целом не стану утомлять читателя подробностями дальнейшего поиска по ключевым словам вроде «недоразумение», «немка», «Берлин», «советский солдат», «русский солдат» и тому подобными. Главное — удалось найти оригинал фотографии и подлинную подпись. Снимок принадлежит американской компании Corbis. Вот он: На изображении — полная версия, тогда как в «русской» версии, а также даже в версии Life края снимка справа и слева были обрезаны. Именно эти детали особенно важны, поскольку они меняют общее восприятие сцены и придают изображению совсем иное настроение. ![]() И, наконец, оригинальная подпись: Русский солдат пытается купить велосипед у женщины в Берлине , 1945 г. Недоразумение возникает после того, как русский солдат пытается купить велосипед у немки в Берлине. После того, как солдат дает ей деньги на байк, он предполагает, что сделка закрыта. Однако женщину это не убедило. Недоразумение произошло после того, как русский солдат попытался купить велосипед у немки в Берлине. Дав ей деньги за велосипед, он считал, что сделка состоялась. Однако женщина думала иначе. Вот такие вещи, дорогие друзья. Куда ни копни — повсюду лежит, лежит, лежит... Так кто же изнасиловал всех немок? Из статьи Сергея Манукова: Профессор судебной медицины Роберт Лилли из США изучил американские военные архивы и пришёл к выводу, что к ноябрю 1945 года трибуналы рассмотрели 11 040 дел о серьёзных сексуальных преступлениях, совершённых американскими военнослужащими в Германии. Этому соглашаются и другие историки из Великобритании, Франции и США, которые уже давно «подняли руки» на западных союзников. Западные историки давно пытаются обвинить советских солдат, ссылаясь на доказательства, которые не принимает суд. Одним из главных аргументов в этой дискуссии остаётся утверждение британского историка и писателя Энтони Бивора, одного из самых известных на Западе специалистов по истории Второй мировой войны. Он считал, что западным солдатам, особенно американским военным, не обязательно было насиловать немецких женщин, так как у них имелись дефицитные товары, которые женщины сами соглашались принять в обмен на секс: консервы, кофе, сигареты, нейлоновые чулки и т. д. Западные историки полагают, что подавляющее большинство сексуальных контактов между победителями и немецкими женщинами были добровольными, то есть представляли собой обыкновенную проституцию. Не случайно в то время была популярна шутка: «Американцам понадобилось шесть лет, чтобы победить немецкую армию, но только один день и плитка шоколада, чтобы покорить немецких женщин». Однако картина была далеко не такой радужной, как хотелось бы представить Бивору и его сторонникам. Послевоенное общество не могло различить добровольный и насильственный сексуальный контакт между женщинами, которые соглашались, потому что умирали от голода, и теми, кто становился жертвой изнасилования под дулом пистолета или пулемёта. Мириам Гебхардт, профессор истории Констанцского университета в Германии, представила в своей книге крайне важные свидетельства, опровергающие чрезмерно идеализированную картину поведения западных союзников в послевоенной Германии. Её исследование не ставило своей целью реабилитацию советских солдат — главным мотивом автора было стремление к установлению исторической истины и справедливости. Гебхардт провела интервью с рядом женщин, ставших жертвами сексуального насилия со стороны американских, британских и французских военнослужащих. В одном из случаев, приведённых в книге, шесть американских солдат в марте 1945 года ворвались в дом, где находились Катарина В. и её 18-летняя дочь Шарлотта. Женщины попытались укрыться в чулане соседнего дома, но были обнаружены, вытащены и изнасилованы. В отличие от распространённого в западной историографии образа американских солдат, предлагающих женщинам шоколад и чулки, нападавшие угрожали своим жертвам огнестрельным оружием. Книга содержит множество подобных эпизодов, все из которых относятся к югу Германии — зоне, находившейся под контролем американских войск, численность которых достигала 1,6 миллиона человек. Весной 1945 года архиепископ Мюнхенский и Фрайзингский распорядился документировать случаи насилия, сопровождавшие оккупацию. Эти архивные данные стали доступны исследователям лишь спустя десятилетия. Священник Михаэль Мерксмюллер из деревни Рамзау в июле 1945 года сообщал о восьми изнасилованных женщинах, некоторые из которых подверглись насилию на глазах у родителей. Пастор Андреас Вайнганд из Хаага-ан-дер-Ампер писал о трёх случаях изнасилования, совершённых пьяными американскими солдатами. По словам священника Алоиза Шимля из Мосбурга, 17 женщин были госпитализированы после многократных изнасилований. Самой младшей жертве было 7 лет, самой старшей — 69. Публикация книги Als die Soldaten kamen («Когда пришли солдаты») в марте 2015 года вызвала широкую дискуссию. Гебхардт подверглась критике, поскольку её труд воспринимался как попытка уравнять действия западных союзников и Красной армии. Однако исследовательница настаивала на объективности своего подхода и на важности признания преступлений всех сторон конфликта. По оценкам Гебхардт, американские военнослужащие изнасиловали около 190 000 немецких женщин. В то же время британские солдаты вели себя относительно сдержанно — не по врождённому благородству, а благодаря жёсткому контролю со стороны офицеров. Французская армия, напротив, отличилась особенно жестоким поведением. Большинство актов насилия совершали солдаты, происходившие из африканских колоний Франции. Особенно печально прославились французские части в Штутгарте, где, по разным данным, в течение трёх дней были изнасилованы от 2 000 до 4 000 женщин, загнанных в подвалы метрополитена. Так же как и их союзники, встретившиеся с Красной армией на Эльбе, американские солдаты были потрясены масштабами преступлений нацистов и в то же время испытывали непонимание и раздражение по поводу упорного сопротивления немцев, продолжавших защищать свою родину до последнего. Американская пропаганда, стремившаяся представить вторжение как освобождение, укрепляла у солдат представление о том, что немецкие женщины приветствуют победителей, что только усиливало эротические ожидания бойцов, долгое время находившихся вдали от женщин. Исследование Мириам Гебхардт, профессора истории Констанцского университета, оказалось особенно актуальным на фоне резонансных преступлений американских военных в Афганистане и Ираке, включая случаи пыток в тюрьме Абу-Грейб. Эти события побудили западных историков более критично пересмотреть образ «дисциплинированного американского солдата», укоренившийся в послевоенной историографии. В архивах всё чаще находят документы, свидетельствующие о разграблениях храмов в Италии, убийствах мирных жителей и военнопленных, а также об изнасилованиях женщин американскими военными. Тем не менее, изменение общественного восприятия идёт медленно. Образ американского солдата как честного и справедливого, особенно на фоне союзников, остаётся устойчивым: он даёт детям жвачку, женщинам — нейлоновые чулки. Этот стереотип продолжает существовать, несмотря на обширные свидетельства и документы, представленные Гебхардт в книге Als die Soldaten kamen («Когда пришли солдаты»). Реакция на книгу была неоднозначной. Многие оспаривали не только интерпретации автора, но и её числовые оценки, указывая на отсутствие официальной статистики. Один из самых известных западных историков, Энтони Бивор, поставил под сомнение приведённые Гебхардт цифры: «Получить точные и надёжные данные практически невозможно. Сотни тысяч — явное преувеличение». Он подчеркнул, что многие дети, рождённые немецкими женщинами от американских солдат, были зачаты в результате добровольных связей. Немки, по его словам, сами искали контакта с американцами — «с утра до вечера толпились у ворот лагерей». Тем не менее, даже при самых благожелательных интерпретациях, сложно отрицать, что часть американских военнослужащих оставила «сексуальный след» не только в побеждённой Германии, но и во Франции — стране-союзнике. Согласно книге What Soldiers Do американской исследовательницы Мэри Луиз Робертс, профессора истории Университета Висконсина, американские солдаты активно вступали в сексуальные связи с местными женщинами. Автор подчёркивает: «Моя книга развенчивает старый миф о благородном американском солдате. Американцы занимались сексом везде и со всеми, кто носил юбку». Аргументы Робертс трудно опровергнуть, поскольку она опирается не на догадки, а на архивные документы. Согласно её данным, во Франции за изнасилования были осуждены 152 американских солдата, из которых 29 были приговорены к смертной казни через повешение. Эти цифры кажутся скромными по сравнению с предполагаемым масштабом насилия в Германии, однако следует учитывать, что речь идёт только об официально задокументированных случаях. В условиях военного времени лишь немногие жертвы отваживались подать жалобу: страх, стыд и социальное клеймо, традиционно сопутствующее сексуальному насилию, мешали пострадавшим обращаться за помощью. Во Франции американские солдаты, прибившиеся к берегам Европы в 1944 году, часто руководствовались иными мотивами, чем на территории Германии. В изнасилованиях француженок они нередко видели не акт насилия, а романтическое приключение. Образы Франции как «страны любви» и привлекательной экзотики подпитывались рассказами их отцов, участвовавших в Первой мировой войне, а также массовой пропагандой в армейской и гражданской прессе США. Журнал Stars and Stripes, издаваемый специально для американских военнослужащих, активно формировал образ Франции как территории сексуальной свободы и открытости. На его страницах публиковались фотографии улыбающихся француженок, приветствующих освободителей, а также практические фразы на французском языке — от безобидного «У тебя красивые глаза» до фраз, прямо намекающих на интимные намерения. Эта визуально-лингвистическая кампания, по сути, легитимировала идею сексуальной доступности французских женщин. После высадки союзников в Нормандии летом 1944 года, север Франции испытал настоящий «цунами мужского вожделения», как это описывают современные историки. Особенно резонансной стала ситуация в Гавре, где, по данным городских архивов, местные жители массово жаловались мэру на «многочисленные преступления, совершаемые днем и ночью». Частыми были жалобы на изнасилования, зачастую происходившие на глазах у свидетелей, а также на случаи грабежей и мародёрства. Поведение американских военнослужащих во Франции напоминало действия в оккупированной территории, несмотря на союзнический статус страны. Это вызвало рост антипатии к «освободителям» и породило распространённое в послевоенной Франции выражение — «вторая оккупация». В восприятии многих французов она нередко воспринималась как более унизительная и жестокая, чем немецкая оккупация 1940–1944 годов. Говорят, что французские проститутки нередко вспоминали немецких клиентов с определённой симпатией, особенно в сравнении с американскими солдатами. В их воспоминаниях подчёркивается, что встречи с янки зачастую были не только менее вежливыми, но и сопряжёнными с рисками — не столько сексуального, сколько материального характера. Американские военнослужащие, по их словам, нередко занимались банальными кражами и грабежами. Приходилось опасаться за кошельки не меньше, чем за собственную безопасность. Некоторые из этих «встреч» заканчивались трагически. По официальным данным, 29 американских солдат были приговорены к смертной казни за убийство французских женщин, работавших в сфере проституции. Попытки командования сдержать волну насилия предпринимались в виде распространения среди личного состава листовок, осуждающих сексуальные преступления. Однако, как признавали сами военные прокуроры, к ответственности привлекались лишь те, чья вина была бесспорна и зафиксирована очевидцами. Особенно заметным был расовый дисбаланс в практике наказаний: из 152 американских военнослужащих, преданных военному суду по обвинению в изнасилованиях на территории Франции, 139 были афроамериканцами. Это со всей очевидностью свидетельствует о расистских предрассудках, господствовавших в американской армии в то время, и о тенденциозности правоприменения в оккупационной юрисдикции. После капитуляции Германии страна была разделена на зоны оккупации между странами-победительницами. В историографии и общественной памяти существуют противоречивые взгляды на повседневную жизнь в этих зонах. Часто оценки различаются настолько, что складывается впечатление, будто речь идёт о параллельных реальностях. Денацификация и перевоспитание![]() После капитуляции нацистской Германии одной из первоочередных задач союзников стала денацификация немецкого населения. Для этого Контрольный совет Германии ввёл обязательный опрос всех совершеннолетних граждан. Анкета формы MG/PS/G/9a включала 131 вопрос и, несмотря на формальное обозначение как «добровольной», на практике была обязательной: отказ от заполнения влек за собой изъятие продовольственных карточек. По итогам анкетирования население классифицировалось на пять категорий: «непричастные», «оправданные», «попутчики», «виновные» и «особо виновные». Представители трёх последних групп привлекались к судебным разбирательствам, в ходе которых устанавливались степень вины и форма наказания. «Виновные» и «особо виновные» направлялись в лагеря интернирования, в то время как «попутчики» могли избежать лишения свободы посредством выплаты штрафов или конфискации имущества. Однако сама процедура денацификации оказалась во многом неэффективной. Корпоративная солидарность, распространённая коррупция и недостоверные ответы респондентов значительно подрывали достоверность собранной информации. Благодаря так называемым «крысиным тропам» сотни тысяч бывших нацистов сумели избежать наказания, воспользовавшись поддельными документами. Параллельно с денацификацией союзники начали масштабную кампанию по перевоспитанию немецкого общества. В кинотеатрах демонстрировались документальные фильмы о преступлениях нацистского режима. Участие в таких сеансах и в митингах было обязательным; за уклонение вновь предусматривалась конфискация продовольственных карточек. Немецкое население также привлекалось к посещению бывших концлагерей и к работам на их территории. Эти мероприятия часто производили сильное эмоциональное впечатление: немцы, долгие годы подвергавшиеся манипуляциям нацистской пропаганды, были шокированы масштабом и жестокостью преступлений, ранее скрытых от них официальными каналами. Демилитаризация![]() Согласно решениям Потсдамской конференции, одним из ключевых элементов послевоенного устройства Германии должна была стать её демилитаризация, включающая демонтаж военной промышленности. Однако подход к реализации этих договорённостей в различных оккупационных зонах существенно различался. Западные союзники интерпретировали принципы демилитаризации по-своему. В британской и американской зонах они не только не торопились с демонтажем предприятий военного назначения, но и, напротив, активно способствовали восстановлению заводов. Их действия были направлены на ускорение промышленного производства и сохранение экономического и военно-промышленного потенциала будущего Западного государства. По данным на 1947 год, в реестрах союзных контролирующих органов отсутствовали сведения о более чем 450 военных предприятиях, фактически сохранившихся и функционировавших в британской и американской зонах. В отличие от этого Советский Союз осуществлял демонтаж промышленных объектов более последовательно. Согласно исследованиям историка Михаила Семиряги, в течение года после марта 1945 года органы власти СССР приняли около тысячи решений, касающихся ликвидации 4389 предприятий на территории Германии, Австрии, Венгрии и других стран Центральной Европы. Тем не менее, даже этот объём репарационных изъятий был несопоставим с масштабами разрушений, понесённых Советским Союзом в годы войны. Доля немецких предприятий, демонтированных и вывезенных в СССР, составила менее 14% от довоенного числа заводов. Как отмечал Николай Вознесенский, председатель Госплана СССР в тот период, поставки демонтированного оборудования из Германии компенсировали лишь 0,6% от общего объёма прямого материального ущерба, причинённого Советскому Союзу в ходе войны. Грабеж![]() Тема грабежей и насилия над мирным населением в послевоенной Германии до сих пор остаётся предметом острых дискуссий. В архивах сохранилось множество документов, свидетельствующих о том, что западные союзники массово вывозили материальные ценности из поверженной Германии, зачастую целыми корабельными партиями. В этом контексте упоминается и маршал Георгий Жуков, имя которого связывают с широкомасштабным сбором трофеев. Когда в 1948 году он оказался в опале, началось следствие, в ходе которого были изъяты 194 предмета мебели, 44 ковра и гобелена, семь хрустальных шкатулок, 55 музейных картин и множество других предметов — все они были вывезены из Германии. Вместе с тем доступные данные свидетельствуют о том, что случаи грабежей среди советских солдат и офицеров носили, скорее, ограниченный характер. В большинстве случаев речь шла о так называемой «приборке» имущества в покинутых домах. После того как командование Красной армии официально разрешило отправку личных посылок в Советский Союз, солдаты начали отправлять в тыл в основном предметы быта: швейные иглы, обрывки ткани, инструменты. В письмах к родным они нередко извинялись за отправку подобной «ерунды», демонстрируя личное отношение к происходящему. Особенно острые споры вызывает вопрос сексуального насилия. До конца 1980-х годов в советской и западной литературе приводились крайне умеренные цифры: от 20 до 150 тысяч случаев на всю территорию Германии. Однако в 1992 году в Германии вышла книга феминисток Хельке Зандер и Барбары Йор "Befreier und Befreite" («Освободители и освобожденные»), в которой была озвучена совершенно иная цифра — 2 миллиона изнасилованных женщин. Это число было получено путём экстраполяции данных одной больницы на всю территорию Германии и не имело надёжного статистического обоснования. Позднее эту же цифру повторил Энтони Бивор в своей книге The Fall of Berlin 1945, изданной в России в 2004 году. Именно с этой публикацией многие исследователи связывают массовое распространение мифа о повсеместных зверствах советских солдат в Германии. В действительности же, документы советской военной прокуратуры классифицировали подобные случаи как «чрезвычайные происшествия» и «аморальные явления». Насилие по отношению к гражданскому населению строго преследовалось, виновные привлекались к суду. Так, в отчёте военной прокуратуры 1-го Белорусского фронта за период с 22 апреля по 5 мая 1945 года сообщается о 124 преступлениях, зафиксированных среди 908,5 тысяч человек, из которых 72 случая квалифицированы как изнасилования. Эти данные ставят под сомнение масштаб в два миллиона, фигурирующий в некоторых публикациях. Подобные преступления происходили и в зонах оккупации западных союзников. В мемуарах миномётчика Наума Орлова, например, описывается, как британские солдаты демонстративно жевали жвачку и хвастались друг перед другом «трофеями», в то время как советские солдаты, не обладая такими вещами, чувствовали себя униженными. Австралийский военный корреспондент Осмар Уайт, находившийся в Германии в 1945 году, писал: |
||