|
Köp boken hos din
bokhandlare
Adlibris
|
Vladimir
Gelfand
Den första privata dagboken av en officer i Röda armén på svenska, skriven av Vladimir Gelfand, en ung ukrainsk jude. Han tog sin tillflykt till dagboken på nätterna efter striderna under framryckningen mot Berlin. Som en sann krönikör undviker Gelfand inte känsliga ämnen som bristande disciplin bland de egna trupperna, ryska hämndaktioner, plundringar, massvåldtäkter och andra övergrepp mot den tyska civilbefolkningen. Vid fronten upplever Vladimir Gelfand våld, förstörelse och dödsfara, kamratskap och småaktighet. I slutet av april 1945 drar han in i Berlin som en av alla segrare. Under en tid utan fasta förpliktelser söker han efter tillfällen att få komma undan det trista kasernlivet. Han är ung, snygg och belevad och söker kontakt med den tyska civilbefolkningen, inte minst bland unga kvinnor. Hans frimodiga anteckningar visar att förhållandet mellan de sovjetiska soldaterna och tyskarna inte alltid präglades av hat, missförstånd och övergrepp. Gelfand tyckte illa om allt som hade med militären att göra och bröt mot förbudet att umgås privat med tyskarna. Han tog sina uppgifter i partiet och som medarbetare vid en transportavdelning på stort allvar, men efter krigets dödliga faror längtade han efter »Frihet! Friheten att leva, att tänka, att arbeta, att njuta av livet.« Den här önskan ledde ofta till konflikter mellan Gelfand och hans kamrater, som anklagade honom för bristande disciplin. Läsaren får en unik inblick i tankarna och känslorna hos en segrare ur Stalins arméer under och första året efter Nazitysklands sammanbrott.
ISBN
91-88858-21-9
Ännu mer än av den fysiska påfrestningen förmörkades Gelfands segerstämning av bråken med andra officerare. Inte heller var han nöjd med alla soldater som var underställda honom i granatkastarplutonen. Han kände sig ringaktad och såg sig utsatt för förtal och grova skämt. Svårigheter som Gelfand, vän av de sköna konsterna, redan tidigare hade haft med frontkamrater, skärptes nu genom att truppernas segerrika frammarsch även släppte kriminell verksamhet fri. Allt oftare blev han måltavla för fientligheter, som gick så långt som till handgripligheter. För Gelfand var situationen deprimerande också därför att han förbigicks i utdelningen av utmärkelser. Arrogans och hätskhet hänförde han dock inte bara till ”judefobi”, som han uttryckte sig, utan även till råhet, dumhet, oanständigheter och en fientlig inställning mot intellektuell verksamhet ända in i officerskåren. Efter
kriget var Gelfand verksam som lärare och avled 1983.> Tysk dagbok 1945–46. En sovjetisk officers anteckningar (utk maj 2006 |
|
 |
 |
|
Это не просто необычное историческое свидетельство, которое делает дневник Владимира Гельфанда столь ценным для исследователей. В его записях отражается внутренняя борьба, моральные и политические сомнения, а также сложное сочетание жестокости и сострадания. Красноармеец Гельфанд оказался в ситуации, где победители сталкивались с побежденными, и этот опыт выходит за рамки привычных исторических нарративов.
На улицах Германии 1945 года он видел толпы беженцев, ампутированных солдат, осиротевших детей и немецких женщин, вынужденных продавать себя за еду. Он фиксирует эти сцены с наблюдательной отстраненностью, но и с явным желанием осмыслить происходящее. В своем дневнике Гельфанд не просто регистрирует увиденное — он пытается понять, что значит быть победителем и какую цену за это приходится платить.
Per Landin, DNПервый частный дневник офицера Красной армии, опубликованный в Швеции, принадлежит Владимиру Гельфанду, молодому украинскому еврею. Его записи представляют собой уникальное свидетельство войны и первых месяцев советской оккупации Германии. В своем дневнике он укрывается в мыслях и чувствах после боевых действий во время наступления на Берлин. Как истинный летописец, Гельфанд не избегает сложных и чувствительных тем: недостаток дисциплины среди войск, репрессии, мародерство, массовые изнасилования и другие преступления против немецкого гражданского населения.
На фронте он переживает ужасы войны — насилие, разрушение и смерть, но также ощущает товарищество и сталкивается с проявлениями человеческой мелочности. В конце апреля 1945 года Гельфанд входит в Берлин как победитель. Не имея четких обязанностей, он стремится уйти от однообразия казарменной жизни. Молодой, привлекательный и любознательный, он ищет контакта с немецким гражданским населением, особенно с женщинами. Его откровенные записи показывают, что отношения между советскими солдатами и немцами не всегда были отмечены ненавистью, недоверием и насилием.
Гельфанд нарушает запрет на общение с местными жителями, так как ему интересно узнать страну, которую он когда-то считал врагом. Он воспринимает свои партийные обязанности и работу в транспортном отделе оккупационной администрации серьезно, но после смертельно опасных месяцев на фронте тоскует по свободе. «Свобода! Жить свободно, думать, работать, радоваться жизни» — пишет он в дневнике. Это стремление к нормальной жизни приводит его к конфликтам с сослуживцами, которые обвиняют его в недисциплинированности и чрезмерной самостоятельности.
Дневник Гельфанда дает уникальную возможность заглянуть в мысли и чувства молодого офицера Красной армии, пережившего крах нацистской Германии и оказавшегося среди победителей, но не всегда ощущавшего себя таковым.
Владимир
Гельфанд
Владимир Гельфанд родился в 1923 году в Ново-Архангельске, небольшом городке в Восточной Украине. Его семья, еврейского происхождения, жила очень скромно. В начале 1944 года Гельфанд ушел на фронт и оказался вовлечен в бои на южном участке Днепра. Проведя два с половиной года в армии, из которых менее половины приходилось на активные боевые действия, он постепенно осознал, что не испытывает тяги к фронту. Как и многие другие солдаты, он искал удобные пути, используя доступные способы передвижения, избегая лишнего риска и патрулей.
Осенью 1944 года его дивизия находилась восточнее Варшавы. В январе 1945 года он был переведен в 1052-й полк 301-й стрелковой дивизии. Утром 14 января 1945 года началось наступление Красной армии на запад, с артиллерийской подготовки, длившейся 25 минут. 1052-й стрелковый полк вступил в бой с немецкими частями, но, несмотря на сопротивление, советские войска довольно быстро сломили противника. В течение двух недель они достигли довоенной границы Германии. Дневники Гельфанда отражают его усталость, но также гордость и предвкушение победы. К концу 1944 года он, как и многие другие, с нетерпением ожидал участия в взятии Берлина, и теперь эта цель становилась все ближе.
Однако, помимо физических трудностей, Гельфанда угнетала повседневная армейская жизнь и конфликты с сослуживцами. Он не был удовлетворен всеми солдатами, подчиненными ему в минометном взводе, а сам часто становился объектом грубых шуток и клеветы. Его любовь к искусству и литературе, выраженный интеллект и независимость от общепринятых армейских норм вызывали у многих раздражение. В армии, особенно в ходе победоносного наступления, командование часто закрывало глаза на жестокое поведение некоторых солдат. Гельфанд становился мишенью агрессии и даже подвергался угрозам физического насилия.
Для него особенно болезненной была несправедливость в распределении наград. Он видел в этом не только антисемитские настроения, но также личную неприязнь со стороны командиров, их жестокость, грубость и презрение к интеллектуальной деятельности.
После окончания войны Гельфанд работал учителем, однако его профессиональная карьера не была успешной. Он столкнулся с антисемитизмом и мог рассчитывать лишь на скромные должности в системе профессионального образования. Несмотря на амбиции стать писателем, его литературная деятельность не получила признания. Политические условия в СССР при Сталине, Хрущеве и Брежневе не позволяли ему свободно издавать свои произведения. Гельфанд умер в 1983 году.
Немецкий дневник 1945-46. Советский офицер заметки (май 2006 года)
В 10 часов вечера я был на вокзале. Я начал спрашивать немцев о том, каким маршрутом мне лучше добраться и где нужно будет пересаживаться. Одни советовали ехать в Ораниенбург, а затем утром пересесть в Креммен, другие — и это было самым правильным — рекомендовали поехать в Хеннигсдорф. Я уже продумал оба маршрута. Первый был длиннее, но проще — всего одна пересадка. Однако большинство убедило меня, и я сел на поезд до Хеннигсдорфа.
Поездка заняла много времени. В вагоне было темно, все места заняты. Я стоял зажатым между пассажирами, но атмосфера в темноте была оживленной. Жители пригорода Берлина болтали о свинине, сале и шоколаде. Затем разговор перешел на политику. Одна женщина громко сказала:
— Ты уже перенял русские привычки!
Эти слова ударили меня, как ножом в сердце, и я не мог оставить их без ответа. Я повернулся к остальным пассажирам и спросил:
— Неужели русские действительно так плохи, а их привычки хуже ваших?
Все в вагоне ополчились против женщины, сказавшей неосторожные слова: кто-то из лицемерия, кто-то из страха передо мной, а кто-то, возможно, действительно говорил искренне. Были и такие, кто (не без оснований) ставил под сомнение культурность русских, приводил примеры и доказательства. Разговор продолжался вплоть до прибытия в Креммен, и даже по пути от станции обсуждение не утихало. Я сделал все возможное, чтобы немцы поняли мою страну и мой народ лучше, чтобы проявляли больше уважения к нашей культуре. Не знаю, насколько мне это удалось, но, по крайней мере, больше никто не высказывался пренебрежительно о России.
Затем ко мне подошла пожилая женщина, заискивающе улыбаясь, посмотрела мне в глаза и тихо сказала:
— Но позавчера, господин лейтенант, ваши «товарищи» разграбили мою квартиру...
После этих слов она исчезла в толпе.
В Креммене все было, как раньше, но в квартире произошли небольшие изменения. Капитан, который здесь расквартировался, пока меня не было, больше тут не жил. Вместо него теперь здесь находился сержант из политотдела. Мне пришлось ночевать на полу.
На следующий день я провел весь день, собирая чемоданы. Я не хотел, чтобы мое заявление в политический отдел было принято, а я оказался не готовым к отъезду — снова либо в батальон, либо, возможно, обратно в запасной полк. Я уже значительно превысил срок своей служебной командировки, приехал на два дня позже установленного срока и, таким образом, злоупотребил доверием начальства. Как он отреагирует — неизвестно.
Все кончено. То, чего я больше всего боялся и чего так неохотно ждал, произошло. Дверь в политический отдел захлопнулась передо мной, хотя казалась уже приоткрытой. Ну что ж, буду работать усердно. Судьба снова против меня, показывая свою темную сторону. Завтра все вернется на круги своя: снова взвод, снова вернувшиеся с фронта солдаты, снова я — бедный командир взвода без перспектив. Неужели мне суждено только страдать?
Креммен.
Вчера я снова обратился к майору Иванцову, начальнику отдела кадров.
— Политотдел армии и фронта отказали мне в переводе на политработу. Я снова к вам.
— Ну что ж, раз прибыли, идите, — сказал он, немного подумал и добавил, смягчившись. — Я сейчас уезжаю в командировку. Приходите ко мне поздно вечером, часиков в десять.
Но ни в 22:00 того дня, ни в 9:00, ни в 12:00 сегодняшнего он меня принять не мог. В 13:00 он попросил «подождать немного», и до 16:00 я терпеливо топтался в коридоре.
— Ну вот, куда мне вас теперь направить? На что вы вообще способны? Пойдете техническим делопроизводителем?
— А какие еще есть вакансии? Может, что-нибудь полегче?
— А вы хотите вообще ничего не делать?!
— Нет, нисколько. Просто на первых порах мне будет трудно осваиваться на новой должности.
— Справитесь. Вы грамотный, писать умеете.
Я согласился.
— Пойдите, принесите командировочное предписание и личное дело. У капитана напротив, в кабинете.
Я пошел, радуясь, что мои документы в порядке. По крайней мере, так мне сказали в штабе 27-го полка. Но каково же было мое удивление и растерянность, когда передо мной появилось мое потрепанное, испорченное личное дело, которое уже немало нервов мне потрепало за последние месяцы. Но делать нечего.
С начальником отдела кадров я снова оказался на приеме у командира бригады.
— Ну вот, придется вам на новой работе показывать свои способности. А почему у вас такое плохое личное дело?
Я молчал.
— Товарищ лейтенант, я спрашиваю: почему у вас такая аттестация?! Объясните!
— Они заставили меня грабить публичную библиотеку. Назначили меня ее начальником. Мы вывезли более 10 тысяч русских книг с немецкими штампами. Это были книги, украденные у нас, и я брал их без зазрения совести. Но когда в книгах появились немецкие штампы, я отказался их брать, и это вызвало недовольство начальства.
шведский